Как изменится в ближайшее время дивидендная политика компаний с госучастием, что делать, чтобы она стала более прозрачной, почему Минфин готов на компромисс с социальным блоком по вопросам пенсионной реформы.
Об этом, а также о предложениях по приватизации госкомпаний, обсуждаемых правительством, в эксклюзивном интервью рассказал замминистра финансов Алексей Моисеев.
- Алексей Владимирович, какие дивиденды будут платить госкомпании со следующего года? Распоряжения правительства по этому поводу не было...
- Пока формализованного решения правительства о том, что госкомпании будут платить по 50% в дивиденды в следующие три года, нет. Сейчас возникла ситуация, когда срок действия акта правительства о дивидендах в размере половины чистой прибыли истек 31 декабря прошлого года. Поскольку до этого момента не был подписан новый документ, то с 1 января 2017 года компании должны будут платить не менее 25%. Мы, конечно, настаиваем на том, что размер дивидендов должен быть на уровне 50%, но формально-юридически соответствующего распоряжения не было.
- А намечаются ли какие-нибудь еще изменения в дивидендной политике компаний с госучастием?
— В середине декабря состоялось совещание в правительстве, в ходе которого мы договорились, что госкомпании будут перечислять дивиденды из чистой прибыли по МСФО. С нашей точки зрения, это большой шаг вперед. Изначально обсуждались три принципиальных момента по дивидендам госкомпаний.
Первый — это их размер. Минфин настаивал на 50% и чтобы этот показатель был зафиксирован навсегда.
Второй — переход на оплату дивидендов по МСФО. По этому вопросу нас много критиковали. Наш подход заключается в том, что мы отвечаем не только за пополнение бюджета, но и за развитие корпоративного управления в наших компаниях. Корпоративное управление явно плохое, если компания не знает, как в следующем году она будет рассчитывать дивиденды. Кроме того, это не позволяет сформировать хоть сколько-нибудь понятную для внешних акционеров дивидендную политику. Исходя из этого решили, что будет МСФО.
Третий — расширение списка стратегических компаний, которые будут наряду с РСБУ составлять отчетность по МСФО. Этот элемент также был поддержан в правительстве.
— Насколько будет расширен список стратегов, которые будут отчитываться по МСФО?
— Мы добавили довольно много компаний — около 30. По некоторым из них мы договорились, что, несмотря на составление отчетности по МСФО, они еще некоторое время будут рассчитывать дивиденды по РСБУ. По крайней мере в течение какого-то переходного периода. Это также нужно для того, чтобы мы могли видеть, что реально происходит в этих компаниях. Когда составляются две отчетности, одна из которых отражает активы, другая — финансовые потоки, выявляются проблемные зоны. Это очень важно с точки зрения повышения корпоративной прозрачности.
Новая концепция приватизации
— Продвинулась ли дискуссия по поводу списка компаний, которые планируется приватизировать в следующем году?
— Нет, не продвинулась. Мы обсуждали этот вопрос в правительстве. Договорились только по массовой приватизации. Была поддержана позиция, что ее ни в коем случае не надо пересматривать, а, наоборот, всячески ускорять — она важна для структурных целей.
В активах правительства скопилось достаточно много компаний, которые надо продавать. При этом их реальное состояние от отраженного на бумаге отличается очень сильно. Понятно, что нужно продавать их как можно дороже, но это не самоцель. Цель — как можно быстрее продать, потому что промедление с продажей чревато ухудшением состояния компаний.
— Есть ли шанс продать крупные компании и банки? Например, сложно найти иностранного инвестора на покупку ВТБ, который под санкциями.
— Надо различать активы по типу. Когда мы говорим о приватизации, то в программу входят как какие-то штучные активы, уникальные, так и, скажем так, непонятные — какие-то гаражи, ангары, площадки и так далее. Последние продаются, и весьма успешно, через Российский аукционный дом или ВЭБ Капитал.
Минэкономразвития представило новый список компаний, в котором крупных пакетов было достаточно много. Это концептуально новое предложение, основанное на том, что правительство будет продавать больше изначально запланированного. По ряду компаний планируется, что государство оставит долю не в 50% плюс одна акция, а 25% плюс одна акция. Где предполагалось сохранить 75% плюс одна акция, оставят 50% плюс одна акция. То есть подход сдвинули вниз на четверть.
Я считаю, что это правильный подход. Во многих компаниях совершенно необязательно иметь 50% плюс одна акция, поскольку нет опасений, что акционеры могут принять какие-то недружественные решения. Дело в том, что когда доля составляет 50% плюс одна акция, это подразумевает необходимость управлять компанией, а 25% плюс одна акция такого обязательства не означает, но дает право блокировать какие-то решения.
Список таких компаний я пока раскрыть не могу, думаю, что он будет обсуждаться в январе, мы должны подготовить предложения. Думаю, мы выйдем на хорошие решения.
— Как вы считаете, имеет ли смысл приватизация ВТБ и Сбербанка до окончания санкций?
— Эти банки находятся в разных ситуациях. Приватизация ВТБ, которая прописана в плане, предполагает сохранение доли государства на уровне 50% плюс одна акция. Мы поддерживаем позицию Росимущества, которое заявило, что снижение доли в обоих банках ниже 50% должно происходить скоординированно. На данном этапе снижение доли государства в этих банках ниже контрольной не обсуждается.
— Есть ли перспектива, что в ближайшее время решится вопрос с «дочкой» АСВ (Агентство по страхованию вкладов) — банком «Российский Капитал»?
— Принципиально мы уже определились, сейчас прорабатываются детали. АСВ передается в Центральный банк без «Российского Капитала». Законопроект о консолидации банковского сектора, который сейчас обсуждается, предполагает отсрочку вступления в силу через 180 дней тех норм, по которым «Российский Капитал» должен быть выведен из-под контроля АСВ.
Изменения в пенсионной реформе
— Недавно первый зампред ЦБ Сергей Швецов на одной из конференций заявил, что в дальнейшем в связи с пенсионной реформой будет обсуждаться секвестр пенсионных баллов. Секвестр в данном случае определение условное, но всё же позвольте уточнить — такое действительно возможно?
— Я могу представить, что при определенных условиях стоимость баллов не будет увеличиваться, то есть доходность по ним снизится. Это вполне может произойти. И это один из предметов дискуссии с социальным блоком правительства, поскольку доходность баллов привязана к доходам Пенсионного фонда. При отрицательном росте реальной заработной платы и, соответственно, отчислений на пополнение страховых счетов может получиться, что баллы будут терять свою реальную стоимость. То есть, по сути, речь может идти о девальвации баллов.
В секвестре баллов я не вижу смысла, потому что стоимость балла определяется гибко. Поэтому даже если предположить, что большинство «молчунов» пойдет в распределительную систему, это скорее приведет к падению стоимости баллов, чем к секвестрированию.
Когда мы поняли, что такие риски есть, мы несколько подкорректировали систему, чтобы не было массового снижения стоимости баллов. Добиться этого мы хотим тем, что все «молчуны» попадут под автоматическую подписку на индивидуальный пенсионный капитал (ИПК). И только накопления тех людей, которые откажутся от накопительной пенсии, попадут в баллы. Мы полагаем, что их будет немного.
— То есть если «молчуны» автоматически будут подключаться к системе ИПК, то они сохранят свои накопления?
— Конечно. Деньги будут накапливаться и дальше, если люди не отпишутся от ИПК. Но это будет уже осознанный выбор, чтобы эти средства были преобразованы в баллы.
— Социальному блоку ваш новый подход может не понравиться. Всё же они рассчитывали на то, что накопления «молчунов» перейдут в страховую часть.
— Социальный блок на эти деньги никогда не рассчитывал.
— Основная претензия социального блока к концепции ИПК — автоматическая подписка. Будете ли вы настаивать на этом?
— Да, первая и основная претензия сводится к тому, что система предполагает участие по умолчанию. Вторая претензия — это льготы. По итогу обсуждений мы договорились о том, что сохранятся льготы для работодателей и для граждан, которые по сумме поступлений будут эквивалентны для бюджета, но при этом будет другая схема исчисления льгот. У нас это уже концептуально согласовано, сейчас налоговый департамент Минфина проводит соответствующие расчеты, поэтому пока не хочу их озвучивать. Скажу лишь, что льгота для работодателей сохраняется. То есть мы отказались от идеи льготы по взносам, но при этом механизм льготы для работодателей обязательно останется.
— Если бюджет всё равно готов пойти на расходы и компенсировать выпадающие доходы внебюджетных фондов, то почему бы не рассмотреть предложение АНПФ (Ассоциация негосударственных пенсионных фондов) и сохранить в системе ОПС хотя бы 1%? Как недавно сказал глава АНПФ Сергей Беляков, для этого придется добавить всего лишь 18 млрд рублей к тому размеру компенсации, которую вы готовы предоставить внебюджетным фондам. Почему Минфин не готов поддержать такой вариант?
— У нас нет лишних 18 млрд. Этот 1% — значительные расходы, но этот вариант не предусматривает при этом ни вычета из НДФЛ, ни системы мотивации для работодателя, которая заложена в концепцию ИПК. Нам придется делать и то, и другое, и третье. Если мы согласны на первое и второе — НДФЛ и мотивацию для работодателя, это дополнительные расходы, которые не окажут значительного стимулирующего воздействия. Достаточно сказать, что софинансирование накоплений в размере 12 тыс. рублей не оказало существенного стимулирующего воздействия на население. Поэтому ответ такой: у АНПФ хорошая идея, но она предлагается не вместо, а дополнительно.
Больше скажу — наши расчеты по компенсации внебюджетным фондам выпадающих доходов от налоговых льгот могут быть не вполне точными, поскольку мы берем среднюю зарплату. У нас нет возможности написать в законопроекте по-другому, и есть вероятность перекоса в сторону более высоких показателей. Поэтому средняя зарплата, которая в концепции ИПК берется за основу, будет больше, чем средняя зарплата по стране.
— Ранее вы оценивали размер компенсации из бюджета соцфондам в 40 млрд рублей. Какое может быть отклонение от этой суммы?
— Возможно, превышение составит около 20 млрд.
— Когда вы планируете полностью законодательно оформить и принять концепцию ИПК?
— У нас написана концепция, но законопроект не до конца готов. Сейчас есть наработки в достаточно продвинутой стадии, чтобы уже юридически оформлять это в официальный документ. Мы планируем, что представим правительству готовый законопроект к апрелю. С большей долей вероятности документ будет принят к концу года.
Если закон не будет принят в весеннюю сессию, то вводить его с 1 января 2018 года точно нельзя, потому что нужно еще написать подзаконные акты, а работодателям дать время подготовиться. Но даты вступления в силу могут быть только две: 1 января 2018 года и 1 января 2019-го. Более поздних сроков мы не рассматриваем.
Хочу также отметить, что должны быть прописаны и созданы функции центрального администратора. Он является агентом, который передает участникам рынка сведения о фактах. Поскольку есть коммерческая заинтересованность в данной структуре и у работодателя, и у Пенсионного фонда, то должен быть и коммерчески не заинтересованный агент, который будет соответствующую информацию подтверждать. Агент должен быть объективен, чтобы в случае возникновения споров подтвердить необходимую информацию. Роль администратора — в разрешении споров, а также в оформлении автоподписки. Кроме того, администратор будет фиксировать все переходы из НПФ и так далее.
Это будет стоить немного денег, но с точки зрения средней нагрузки на работодателя всё равно будет эффективнее, если будет специализированный орган, который сможет соединить в себе все эти функции.
— Это будет государственная структура?
— Нет. Это будет рыночная история. Крупные депозитарии готовы предложить свои сервисы. Если будет организация с участием игроков, у которых в собственниках государство, то пожалуйста.
— Все-таки из-за новой концепции возникает юридическая коллизия — если ОПС больше не будет существовать, то накопления должны перестать быть накоплениями, а стать резервами, поскольку речь уже будет идти о добровольном пенсионном страховании. Это так?
— Нет, накопления всё равно будут считаться накоплениями. ИПК — это модернизированная ОПС со всеми вытекающими отсюда последствиями — правом наследования денег, прав преемственности. Очень важно, чтобы эти средства оставались накоплениями, поскольку они регулируются намного лучше, чем резервы. Хотя бы потому, что существует система гарантирования.
— Вы уже придумали, каким образом можно реализовать схему санации НПФ? Будут давать деньги НПФ?
— Обсуждалась идея, чтобы возмещать гарантированные деньги с учетом доходности, но мы выступаем против. Это значительно дороже и приводит к безответственному поведению: люди перестанут задумываться, в какие фонды они вкладывают деньги, а необходимо, чтобы они делали осознанный выбор. Поэтому сохранится гарантированная часть в нынешнем виде.
— Обсуждение вопроса о гарантировании резервов затихло?
— Гарантирование резервов никогда не обсуждалось серьезно. Нет смысла говорить о гарантировании резервов, пока не произойдет как минимум два события. Первое — акционирование этих фондов. У нас стоит срок — 2019 год, но пока никакой подготовки к этому процессу не ведется. Второе — это юридическое влияние на рынок. Этот законопроект имеет большое влияние.
Оснований для повышения тарифов ОСАГО по всей отрасли нет
— Сейчас страховой рынок находится не в очень хорошем состоянии. Как говорят участники рынка, в основном потому, что тарифы по ОСАГО «зажаты». Стоимость автомобилей увеличивается в связи с девальвацией, а тарифы не растут. Страховщики утверждают, что они работают на грани выживания. Вы согласны с этим?
— Я так не считаю. Органом, ответственным за тарифы, у нас является ЦБ. Поэтому могу сказать лишь свою личную точку зрения — оснований для повышения тарифа в целой отрасли сейчас нет. Это не значит, что там всё хорошо. Есть несколько субъектов, где убыточность ОСАГО превышает 200%, но есть большое количество регионов, где она находится на уровнях несколько ниже 100%, как, собственно, и должно быть. Есть и ряд страховых компаний, которые работают с еще меньшим убытком, поэтому поднимать тарифы для всех, в том числе для непроблемных регионов, где убыточность очень низкая, конечно, неправильно.
Что надо сделать? Необходимо решить вопрос с автоюристами, деятельность которых приводит к тому, что страховые компании теряют деньги в судах. Большинство прав требования по итогам судебных тяжб переходит к автоюристам, и зачастую граждане получают минимум средств.
Они судятся и все отсуженные средства оставляют себе, деньги оседают в юридических компаниях. Например, люди имитируют аварию, с европротоколом приходят в свою компанию в четыре утра, фотографируют замок на двери страховой компании и говорят: «Мы пришли, а там никого не было». Суд решает, что страховая компания не обеспечила должную работу. Таких случаев очень много.
Поэтому мы считаем, что законопроект по переходу на натуральное возмещение по ОСАГО решает большинство этих проблем. С одной стороны, он позволит гражданину получать новые запчасти, потому что главная задача — отремонтировать автомобиль, а не получить за него деньги.
С другой стороны, страховые компании не будут подвергаться нападкам со стороны автоюристов, ситуация стабилизируется, и я надеюсь, что вопрос о повышении тарифов сам собой разрешится.
Есть альтернативный депутатский законопроект, на который правительство написало отзыв, указав, что документ требует значительной доработки, потому что не сбалансирован. Сейчас готовятся поправки к этому законопроекту. В принципе там концепция такая же. Если документ с учетом всех замечаний доработают, то совершенно всё равно, какой проект будет принят.
— Вы говорили о том, что к системе ИПК могут допустить страховщиков жизни. Каким способом там будет предусмотрена защита клиентов в этом случае?
— Допустить страховщиков жизни к ИПК представляется необходимым — они более качественные инвесторы, потому что у них нет механизма отчета по доходности. Но допуск страховщиков к ИПК будет не одновременно с запуском самой системы, а через несколько лет.
— Недавно стало известно о возможности увеличения размера возмещения по европротоколу до 100 тыс. рублей, это окончательная сумма, такой вариант согласован?
— На данном этапе законопроект находится на согласовании в правительстве, и поправки, связанные с европротоколом, остались в несколько усеченном виде. Реформу европротокола мы отнесли на вторую часть.
В первой части у нас вводится понятие «скрытые повреждения», при этом сумма возмещения не увеличивается. Сейчас основная причина, почему люди боятся использовать европротокол, состоит именно в том, что они опасаются скрытых повреждений. Но пока в поправках правительства о приоритете натурального возмещения по ОСАГО, которые готовятся к третьему чтению, речь идет только о натуральном возмещении.
Есть поручение разработать также третий процесс — законопроект по либерализации механического сопровождения европротокола и прописать возможность фиксации повреждений не только через ГЛОНАСС и аналогичные системы, но и с помощью, к примеру, мобильных телефонов, чтобы граждане могли фиксировать повреждения через мобильный телефон.
Проект о финансовом защитнике будет сильно изменен
— Что вы планируете менять в действующей редакции законопроекта о финансовом омбудсмене?
— Я думаю, что проект будет сильно изменен с учетом поступивших по нему замечаний. Прежде всего всех интересует, почему под действие нормативного акта попадают только страховые компании? Многие считают, что нужно включить еще и банки, и даже МФО.
Казалось бы, ничего экстраординарного в идее появления омбудсмена нет, но для нашего Гражданского кодекса она является радикальной, поскольку появится кто-то, кто будет решать споры во внесудебном порядке.
— Финансовый омбудсмен будет наделен правами третейского судьи…
— Да. В третейском суде всегда можно отказаться от исполнения постановления, по крайней мере это касается граждан. А вот страховая компания, по нашей задумке, отказаться не сможет, поэтому этот сложный момент надо как следует проработать с судом.
В конце концов институт финансового омбудсмена создается не только для того, чтобы защитить граждан от страховой компании, но и чтобы защитить страховую компанию от мошенников. Это еще один шаг к тому, чтобы гражданину не пришлось идти в суд.
Мы готовы обсуждать спорные моменты, и опасений в том, что мы очень долго двигаемся в этом направлении, нет, потому что случайное, неосторожное ограничение прав гражданина может иметь очень серьезные последствия.